18 Июнь 2004
Три с половиной миллиона метров пленки, 500 номеров различных киножурналов, 67 короткометражных и 34 полнометражных военных фильма — таков итог четырехлетней работы фронтовых кинолетописцев Великой Отечественной. 34 из 243 боевых кинооператоров остались навсегда на поле битвы.
Чем дальше в историю уходят события Великой Отечественной войны, тем дороже и значительнее становится для нас то, что было снято фронтовыми кинооператорами. Их было 243 боевых хроникера, призванных запечатлеть будни общенародной битвы от стен Брестской крепости до Знамени над Рейхстагом. Они делали это с первых часов войны. Уже через три дня на московских экранах демонстрировался боевой кинорепортаж.
Съемки шли все четыре года — ежедневно и ежечасно, на суше и на море, в поднебесье и в лесах у партизан. В числе тех, кто вел их, были и наши казахстанские мастера. Позже, работая на студии «Казахфильм», они не раз вспоминали, как добывался бесценный материал, говорили о своих друзьях и коллегах. Записанные в свое время рассказы Ивана Александровича Чикноверова, Эмира Ибрагимовича Файка и Якова Константиновича Смирнова мы предлагаем вашему вниманию.
Иван Александрович ЧИКНОВЕРОВ, заслуженный деятель искусств Казахстана, снявший в качестве режиссера более полусотни документальных лент и десятки киножурналов. Великую Отечественную прошел с III Украинским фронтом. Запечатленные им кадры включены в фильмы «Битва за Советскую Украину», «Освобождение Одессы», «Разгром Яссо-Кишиневской группы», «Вена», а также киновыпуски «Взятие Бухареста» и «Освобождение Будапешта». Немало его кинокадров вошло в 15-ю и 16-ю серии киноэпопеи «Великая Отечественная».
— Служба наша была не столь романтичной, как это может показаться, и нередко сопрягалась с риском для жизни, — рассказывал Иван Александрович. — Примеров тому множество. Взять хотя бы случай с Семеном Стояновским. Собираясь вместе, фронтовые операторы всякий раз особенно тепло вспоминали об этом удивительном человеке. Он был любимцем всей киногруппы III Украинского фронта, всегда что-то придумывал, бывал на самых опасных участках боев рядом с солдатами и шел куда бы то ни было ради удачно снятого кадра. Я работал с ним в паре. Нас держали для самых оперативных и сложных съемок. Был конец войны, шли тяжелые бои за освобождение занятых немцами европейских территорий, и мы должны были в любую минуту отправиться на новое задание.
Особенно упорной была оборона немцев в Вене. Здесь находился стратегически важный узел, прикрывавший путь к южным районам Германии. Мы снимали разгром вражеских танковых дивизий, ход уличных боев, страшные разрушения. Отходили последние вражеские части. Штурмовали очередное здание. Вдруг рядом с нами разорвался снаряд. Сильно ранило меня, взрывной волной отбросило Семена. Когда его, тоже раненого, вытащили из огня, он, истекая кровью, шептал: «Аппарат… сохраните аппарат… Не засветите пленку… Передайте в политуправление…»
Нас обоих отправили в госпиталь. А через два дня объявили о прекращении военных действий на нашем фронте. Но Семену уже не суждено было испытать радости. Получив 24 ранения, он умер, как ни пытались спасти его лучшие врачи. Представляете, пройти Финскую войну, до конца отвоевать Великую Отечественную и вот так, в канун такой трудной и долгожданной победы, встретить смерть! Похоронили мы его в центре Вены, у здания парламента. По знаку девушки-регулировщицы в этот момент на площади замерли все проходящие воинские соединения. И эту нелепую, трагическую утрату моего верного и надежного друга Семена Стояновского я с болью переживаю всю жизнь.
Работать приходилось много и напряженно. Мы снимали сюжеты для фронтовых киновыпусков и фильмов, которые тут же, по свежим следам событий, монтировались и рассылались по воинским частям. Вместе с бойцами отправлялись в атаки, участвовали в боевых действиях, чтобы запечатлеть на пленку штурм неприступных вражеских позиций, наступательное движение советских войск, ликование в освобожденных нашей армией городах и селах. Фиксировали мы и бесчинства фашистских захватчиков. Например, мне пришлось быть свидетелем, как в венгерском селе Вереп гитлеровцы надругались над нашими военнопленными. Когда мы вошли туда, то увидели страшную картину. Здесь, в местной кузнице, немцы выжгли на телах 27 захваченных ими бойцов пятиконечные звезды, потом привязали их к танкам и разорвали на части. Этот отснятый мною и обличающий изощренную жестокость фашистов материал был одним из сильнейших свидетельств на обвинительном процессе в Нюрнберге.
Вообще же фронтовой операторский путь Ивана Александровича Чикноверова начался еще до войны в частях Среднеазиатского военного округа. В его составе он прошел по Ирану, снимал в частях английской армии, которая вела военные действия против фельдмаршала Роммеля. Затем он был переведен в группу кинооператоров III Украинского фронта. Вместе с войсками Иван Александрович освобождал почти все города Украины. Он видел разрушенный Киев, горящий Харьков, сожженные сады Винничины, почти полностью уничтоженный Днепропетровск.
— Очень важно, — продолжал Иван Александрович, — было лишить немцев возможности переправлять по железной дороге военную технику. Один такой эшелон был уничтожен благодаря киносъемке. Он стоял на подступах к Бендерской крепости, где расположились немецкие склады. Я задался целью снять его взрыв. Договорился с артиллеристами, и мы с офицером-корректировщиком поползли по высокой траве к эшелону. Метров за полтораста остановились. Мой спутник по телефонной связи дал команду: «Прицельный огонь!», однако произошла ошибка в расчете, и она едва не стоила нам жизни. Снаряд, не долетев до цели, разорвался неподалеку от нас. Осколки буквально свистели над нами. Лишь на третий раз после корректировки был дан залп. Попадание было точным! Обрадовавшись, я встал во весь рост и принялся снимать. Зрелище, конечно, было очень впечатляющее, и кадр получился именно таким, каким задумывался.
С Бендерской крепостью был связан и такой эпизод. Я отправился к командующему 46-й армией и сказал, что надо бы снять артобстрел самой крепости. Может ли он дать разрешение на один-два залпа? Командующий же отдал приказ сразу двум дивизионам. А артиллеристы, уставшие от ожиданий, обрадовались: «Мы с удовольствием!» Я поставил для страховки два аппарата, чтобы можно было снимать крупные и общие планы одновременно. И когда залп был дан, в одном из телеобъективов было четко видно, как развалились стены крепости, а внутри нее горели склады. Крепость была разгромлена одним залпом. В вечерней сводке «Совинформбюро» диктор Юрий Левитан объявил, что уничтожено еще одно важное немецкое укрепление, и это представляет собой крупный вклад в прорыв вражеской обороны.
Это было большой удачей, но бывали и другие тяжелые эпизоды, невозвратимые потери. Многих наших ребят ранило, многие не вернулись. Например, Володя Сущинский — его судьба легла в основу художественного фильма «По дорогам войны», куда вошли и его хроникальные кадры, в том числе и последний, оставшийся на пленке в момент его гибели. Погиб его друг Николай Быков, погибла, снимая партизан, Маша Сухова. Только в нашей киногруппе не стало, как я уже говорил, Семена Стояновского, Миши Капкина и Григория Родниченко.
Многое пришлось увидеть и снять за годы войны Ивану Александровичу. Он снимал командующего армией, маршала, дважды Героя Советского Союза Василия Ивановича Чуйкова. Вместе со Стояновским запечатлел освобождение Аккермана и Измаила. Большие бои были за бывшую столицу Венгрии Секешфехервар, где была задействована вся киногруппа III Украинского фронта. Помнятся ему бои за озеро Балатон. Снимали и сугубо мирные моменты: восстановление Кривого Рога, Одесскую консерваторию, которая начала действовать на третий день после освобождения города. Оставляя Одессу, немцы собирались взорвать знаменитый оперный театр, но не сумели. Чикноверов и Стояновский снимали, как одесситы подходили к его стенам и гладили, словно родное дитя.
Яков Константинович Смирнов — заслуженный деятель искусств Казахстана, боевой оператор. На войну уходил из Алма-Аты. Воевал на Северо-Западном, Волховском и Белорусском фронтах. С его участием созданы фильмы «Комсомол — Великой Отечественной войне», «День Отечественной войны», «Восточная Померания», «Освобождение Пруссии», ленты об освобождении Новгорода, Ленинграда, Белоруссии и многие-многие другие. Запечатленные им факты стали свидетельством фашистских преступлений, предъявленных на Нюрнбергском процессе.
— Я никогда не забуду, — рассказыва Яков Константинович, — как вместе с моим другом Виктором Муромцевым я снимал по особому заданию трагические события на Псковщине. Это было зимой на Волховском фронте. Отброшенные нашими войсками и ожесточенные провалом блокады Ленинграда немцы спешно отступали. И, отступая, они жгли селения. И не только селения. Они сгоняли людей в здания школ, сараи, конюшни и риги и сжигали. Это делали специальные карательные отряды. В одной из деревень я снял такой эпизод. Вместо домов — сплошное пепелище, посреди которого оставшиеся в живых сельчане, разгребающие останки пожарища. Вот старушка. Нагибаясь, она ищет кого-то, переворачивает детские трупики. И вдруг, повернув один из них, она узнает кусочек несгоревшей одежды. Осторожно вытаскивает из пепла то, что осталось от внука, берет на руки и горестно, безутешно плачет.
Да, стон стоял повсюду. Каждый оплакивал родственников, близких. Представляете наше ощущение! Мы, конечно, тут же бросились к начальнику штаба просить, чтобы он мобилизовал людей для перехвата извергов. Срочно создали два батальона лыжников, и они ночью оцепили село. Фашисты бросились в лес, но там тоже их встретили огнем. Помню, я снял эпизод, когда фашиста на бегу наши срезают очередью. Операция прошла успешно — плененные нами каратели оказались бывшими помещиками-немцами из Латвии. Тут же совершили над ними суд. Собрались сельчане, поставили стол, трибунал вынес приговор, и здесь же, на перекладине, злодеи были повешены. Мы запечатлели этот момент, который вместе с другими кадрами изуверств фигурировал как обвинительный акт против фашистов на Нюрнбергском процессе.
В 1943 году отряд фронтовых операторов пополнился алмаатинцами, среди которых был Михаил Сегаль, Владимир Масс и выпускник эвакуированного в столицу Казахстана ВГИКа Муромцев. Виктора сразу полюбили за живость характера и остроумие и признали асом съемок, которые он вел преимущественно в партизанских отрядах. С ним у Смирнова связан эпизод, который нужно отнести к курьезам войны. Дело было на Волховском фронте. Чтобы снять артиллеристов во время стрельбы для киножурнала «Новости дня», операторы обратились к командиру артиллерийской бригады. Но тот наотрез отказался тратить по пустякам боевые запасы. Обратились к командующему армией, и тот дал указание помочь кинохроникерам.
— Нам предоставили, — рассказывал Яков Константинович, — целую артиллерийскую бригаду в 36 тяжелых орудий. И вот все они одновременно дали залп. Мы, конечно, с Виктором обрадовались, снимаем. Но что тут стало твориться у немцев! Оказывается, на станции Порхов-Дно, куда был направлен огонь, они сосредоточили огромное количество боеприпасов, авиационных складов, эшелоны снаряжения. И все это вмиг запылало, раздались взрывы. В считанные минуты был уничтожен важнейший стратегический объект врага. А наутро наши части пошли в наступление и взяли станцию. А командир артиллерийской бригады, тот самый, который отказал нам вначале, получил за это звание Героя Советского Союза.
Муромцев был как отличным оператором, так и замечательным журналистом. Как-то два месяца он пробыл у белорусских партизан вместе со своим коллегой Борисом Эйбергом. И все, что они видели там, Муромцев не только заснял на пленку, но и описал в своих дневниках. Ярко, зримо, достоверно. «За это время, — говорилось в записях, — мы прошли с бригадой партизан около полутора тысяч километров, засняли тысячи метров пленки — летопись фашистского ига и мужества народных мстителей. На века останутся кинодокументы правдивым рассказом о героизме советских людей, не покорившихся врагу».
В последний раз Яков Константинович видел Муромцева, когда провожал его к югославским партизанам. Виктор долго добивался в Москве разрешения на это задание. Там же, в Югославии, в момент боев за Триест оборвалась жизнь талантливого хроникера. Во время танковой атаки у Виктора кончилась пленка, и он бросился к своей машине, чтобы сменить кассету. Но сделать это ему не удалось, пуля настигла его. Случилось это уже после капитуляции. Виктор Муромцев был последним из 34 погибших фронтовых кинооператоров.
— Тогда же, — говорил Яков Константинович, — в боевой киногруппе был оператор Алма-Атинской студии кинохроники Борис Маневич. Как и все мы, он прошел с нашими войсками западную территорию Советского Союза и далее — по городам и селам Европы. И вот уже в 1945 году, когда наши войска брали Штольп, машина, где сидел Борис со своим напарником Александром Казначеевым, влетела в город. Немецкие автоматчики тут же обстреляли их трассирующими пулями и подожгли автомобиль. Мы подъехали чуть позже и нашли ребят уже в лазарете. Оба были сильно обожжены и забинтованы. И тот и другой не дослужили до конца войны — их отправили в госпиталь.
Такая же судьба постигла Костю Широнина. Шли бои за Гдыню, и каждое утро мы отправлялись на съемку на переднем крае. И вдруг я замечаю, что Костя от меня отстает. «Яша, я что-то не могу!» «Ну вот, — возражаю, — ты не можешь, а меня вчера чуть снайпер не подбил. Я когда артиллеристов снимал, присел, а пуля меня прижгла. Еще бы чуточку, она попала бы мне в живот». «Ну ладно, — говорит, — пойду!», и стал меня догонять. В это время впереди разрывается снаряд, потом второй, и я чувствую, что он сейчас полетит на нас. Лег. А когда оглянулся, вижу — только полы Костиной шинели разлетаются. Оказывается, немцы по нам двоим открыли артиллерийский огонь. Я, конечно, бросил камеру, подбежал к Косте, схватил его на руки и затащил за дом. Тут же недалеко была наша машина, подоспели санитары, положили его на носилки — и в перевязочный пункт! Ему перебило осколками ребра и ногу. С тех пор всю жизнь меня преследует чувство вины — не заставь я его пойти со мной, ничего бы не было. Он словно предчувствовал, что его ранят.
Вот так Костя закончил войну. А я еще прошел до Одера, форсировал его и последние съемки проводил на острове Рюген и при освобождении Ростока. Командующий нашим танковым корпусом генерал-лейтенант Панфилов вызвал операторов к себе и сообщил, что сегодня будем брать Росток. Это, сказал он, последний еще не взятый нами город, и бои за него надо запечатлеть во что бы то ни стало.
Из Ростока Яков Константинович отправился в Берлин. Война кончилась, и все операторы поехали в Москву, чтобы зафиксировать для истории парад Победы. Тут практически никого не осталось, и потому зам. начальника группы кинооператоров сразу подошел к Смирнову: «Сейчас должно состояться подписание капитуляции, необходимо заснять его на пленку!»
Церемония происходила в зале бывшего военного училища. Снятые там Яковом Константиновичем Смирновым кадры уже давно стали классикой, их знают все и постоянно цитируют. Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков приказывает впустить представителей немецкого главного командования: правую руку уже покончившего собой Гитлера — генерал-фельдмаршала Кейтеля, генерал-полковника Штумпфа и адмирала флота Фридебурга. В присутствии советских генералов и офицеров, представителей Верховного командования союзных войск был подписан Акт о безоговорочной капитуляции Германии.
Это была самая счастливая для Якова Смирнова съемка, вошедшая в историю навсегда.
Эмир Ибрагимович ФАЙК — режиссер документальных фильмов, заслуженный деятель искусств Казахстана. К началу войны — выпускник режиссерского отделения Всесоюзного государственного института кинематографии, успевший поработать на фильмах у Марка Донского и Льва Кулешова. В 1941 году ушел на фронт, с 1944-го — начальник группы кинооператоров III Украинского фронта. Но до того, как получить это назначение, Эмир Ибрагимович был политруком артиллерийского дивизиона и первое боевое крещение в середине декабря 1942 года получил на украинской земле. А точнее, в поселке Меловое, где в результате ожесточенных боев были разгромлены итальянские и немецкие соединения. Именно там получил он первое ранение и первую награду — орден Красной Звезды.
— Блистательная победа нашей дивизии под командованием генерала Карнова, — рассказывал Эмир Ибрагимович, — вызвала всеобщую радость. Съехались журналисты, фотографы. Представленных к награде 25 человек, в том числе и меня, вызвали с передовой в Меловое — там находился наш штаб. Прибыл и фронтовой оператор. Вызывают всех по очереди. Оператор снимает, а мне не терпится увидеть, кто же это с камерой? Ведь я знаю многих «вгиковцев». Но он в шубе и опущенной ушанке. Мороз такой сильный, что аппарат отказал. Наконец дошла очередь до меня. Подхожу к столику. Командир дивизии Карнов вручает мне орден, поздравляет. И вдруг оператор бросается мне на шею. Да это же Иван Грачев! Нарушена военная дисциплина, все уставные нормы. «Простите, товарищ генерал, — смущается Грачев, — друг по институту. Пять лет не виделись». «Ничего, — усмехается Карнов, — бывает!» «Ну, нет! — тут же смелеет Иван, — поздравьте его еще раз, а я сниму на память. И поскольку камера замерзла и не работает, он щелкает нас «Лейкой».
А потом с Иваном Грачевым судьба свела меня еще раз. В июле 1944-го после тяжелого ранения и госпиталя, я был прикомандирован во фронтовую киносъемочную группу, где вместе с ним были и мои друзья-операторы. Тогда части III Украинского фронта форсировали Днестр. Время было, прямо скажем, горячее, и нашим ребятам пришлось нелегко. Немало сделали они для увековечения наших солдат. Снятые ими кадры легли в основу фильмов «Битва за Советскую Украину», «Освобождение Одессы», «Разгром Яссо-Кишиневской группы», «Взятие Вены» и других.
Военные фотографии сохранили и другие встречи. Например, ту, где наша съемочная группа запечатлена с братьями Васильевыми. Он был сделан незадолго до того, как знаменитые постановщики «Чапаева» закончили в Алма-Ате свой документальный фильм «Фронт» и приехали к нам на передовую в поисках нового материала.
Говоря о фронтовых операторах, имеющих отношение к Казахстану, не надо забывать о Борисе Яковлевиче Пумпянском. Опытный хроникер, он к моменту войны снял с десяток фильмов. В 1942 году в Алма-Ате на Центральной объединенной киностудии (ЦОКС) он вместе с режиссером Дзигой Вертовым сделал художественно-документальную ленту «Тебе, фронт». В 1944 году выпросился в военные операторы, но вскоре погиб. За участие в фильме «Освобожденная Чехословакия» посмертно отмечен Государственной премией СССР. В создании кинолетописи Великой Отечественной принимал участие также казахстанец Александр Иванович Фролов. Дважды лауреат Государственной премии СССР, он, до того как взять кинокамеру в руки, воевал под Москвой. В апреле 1944 года заменил у белорусских партизан в Брянских лесах погибшую коллегу-оператора Марию Сухову. После войны он был одним из ведущих документалистов студии «Казахфильм».
2004год.
|